Неосуществимость проекта богословского образования в Республике Беларусь

(тезисы для конференция "Теологическое образование в Беларуси и странах Европы в контексте обеспечения свободы вероисповедания", Минске 21-22 ноября, http://forb.by/node/438)

Ни государство, ни протестантская церковь не готовы к появлению богословского образования в университете и не заинтересованы в нем.

Я попытаюсь объяснить, почему это так, а также описать условия, при которых проект богословского образования станет возможным в нашей стране.

I. Государство

Есть смысл говорить именно о государстве, потому что высшее образование в нашей стране главным образом государственное.

Здесь есть две проблемы.

1. Непонимание важности религиозного сознания для гражданина

Религиозное сознание является важной и неотъемлемой частью человеческого сознания вообще.

Однако пост-советская и пост-коммунистическая Беларусь по-прежнему рассматривает религию либо по-марксистки как опиум для народа, либо по-фрейдистски как психическое отклонение, как невроз. Другими словами, религиозное сознание для члена светского общества считается либо атавизмом, который следует изжить, либо идиосинкразией, к которой можно относиться толерантно, пока она остается строго в рамках личного предпочтения и личного образа жизни.

            В связи этим, если государство и начнет осуществлять проект богословского образования, оно будет заменять богословие смежными дисциплинами и будет сводить его к истории религии, сравнительному религиоведению, психологии религии, в лучшем случае – к библеистике. А в таком статусе – дескриптивном, а не нормативном – богословие нет смысла выделять в отдельное направление образования, а лучше сохранить в составе уже имеющихся факультетов.

Таким образом, государство никогда не будет рассматривать богословские дисциплины как идее-образующие, т.е. оно не позволит богословию формировать сознание своих граждан на уровне идей и мировоззрения. Оно не позволит богословским дисциплинам формировать религиозное сознание как равно ценное и равно необходимое, например, научному сознанию.

А суть богословского образования, суть богословия как такового, заключается именно в анализе и создании религиозных идей, которые потом становятся формами мышления граждан страны.

Это ключевая проблема. Но есть и вторая трудность.

2. Непонимание важности широты богословского образования

Если государство и начнет осуществлять проект богословского образования, то оно отдаст предпочтению весьма определенному типу богословия, а именно, православному, причем желательно в его восточной форме.

Западное протестантское богословие априори вызывает недоверие. Его заранее помещают в разряд явлений, несовместимых с белорусской культурой и государственностью. Поэтому богословие будет представлено сугубо православной мыслью.

В таких условиях богословие не может существовать и развиваться, точно так же, как не может в таких условиях существовать и развиваться ни одна наука. (Оставим в стороне вопрос, в каком смысле богословие есть наука.)

Но истину – богословскую или научную – нельзя выявлять административными методами. Государство в принципе не обладает способностью определить, какие религиозные представления верны или хотя бы полезны.

В богословии, как и в науке, должна быть конкуренция идей и открытый обмен мнениями. Иначе фундаментализм неизбежен. А фундаменталистское религиозное сознание не может быть целью богословского образования в светском государстве.

Одним словом, государство, по указанным причинам, не готово со всей серьезностью отнестись к проекту богословского образования, поэтому оно его будет лишь имитировать.

Теперь перейдем к неготовности протестантской церкви осуществлять проект богословского образования.

II. Церковь

Казалось бы, церковь (здесь и ниже я имею в виду именно протестантскую церковь в Беларуси) должна быть заинтересована в богословском образовании, ориентирована на него. Казалось бы, она должна помочь государству в этом проекте.

Однако, она, напротив, является дополнительным фактором неосуществимости проекта богословского образования.

Опять есть две проблемы.

1. Антиинтеллектуализм

Церковь не видит ценности в интеллектуальной вере, а делает упор на иррациональную, чувственную веру. Поскольку богословское образование требует от служителей церкви и прихожан именно интеллектуальной веры, то оно априори вызывает отторжение.

Церковь уже осуществляет проект богословского образования внутри себя, но точно так же как государство, она подменяет богословие смежными дисциплинами.

Например, самый большой факультет в одной из семинарий – музыкальный. Далее, прихожан обучают методике преподавания в воскресной школе. Молодое поколение учат методам привлечения новых людей в общины – на церковном языке это называется «евангелизацией».

Одно из самых популярных направлений в семинариях – это, как ни странно, психоанализ. Только его перекрестили в душепопечение.

Церковь, как и государство, может допустить в семинариях библеистику, но в очень ограниченном объеме.

Поэтому церковь не поддержит богословское образование в рамках университетского образования.

2. Полное отсутствие кадров

Если бы государство вдруг изменило свою позицию и открыло двери университетских кафедр для протестантских богословов, то церкви просто некого было бы послать. На данный момент у белорусских протестантов нет ни одного квалифицированного богослова, который мог бы преподавать на университетском уровне. Историки, возможно, есть, богословов нет.

Более того, протестантские богословы не появятся, потому что церковь точно также, как государство, относится с недоверием и подозрением к западному богословию. А без открытости западному богословию создать свою богословскую школу и вырастить своих богословов нельзя.

Принято считать, что белорусские протестанты – это импорт западной протестантской церкви. Но это верно лишь частично. На самом деле с Запада импортируется только иррациональная, мистическая вера, а перед интеллектуальной верой поставлены непреодолимые заградительные барьеры.

По указанным четырем причинам я считаю, что  в настоящее время проект богословского образования в Беларуси неосуществим.

III. Условия, при который проект богословского образования будет осуществимым

Условия два:

1. Со стороны государства должен появиться заказ на полноценное богословское образование. А это произойдет только в том случае, если в системе образования и в высших органах управления государством произойдет сдвиг парадигмы и ответственные чиновники поймут, что религиозное сознание гражданина не только можно терпеть, но и следует целенаправленно развивать как полноценный и важный элемент общего сознания гражданина.

2. Со стороны протестантской церкви должен появиться аналогичный заказ на богословов, т.е. людей, которые профессионально занимаются исследованием и развитием богословских идей. Это произойдет только в том случае, если у церковного руководства произойдет сдвиг парадигмы и интеллектуальная вера займет в церкви главенствующее положение.

В заключение остается лишь отметить, что в Западной Европе развитие экономики и демократии шли рука об руку с развитием религиозного сознания европейцев. Даже с прагматической точки зрения, нашей стране необходим проект богословского образования.

Минская декларация (версия 3)

Осознавая свою обязанность провозглашать Слово Божье, данное нам в писаниях пророков и апостолов,

и имея перед собой примеры богословско-политических деклараций прошлого, в которых выражалось особое мнение о текущей политической ситуации в противовес мнению и молчанию церковного большинства (например, Барменская декларация 1934 года),

мы, как часть церкви Христовой, считаем необходимым дать богословскую оценку межгосударственному конфликту Украины и России.

I

Мы веруем в следующее о воскресении Иисуса Христа.

Воскресение Иисуса Христа есть отправная точка для понимания Евангелия, то есть искупительных деяний Бога в истории Иисуса Христа (1 Кор. 15:1-4; Рим. 1:3-4; Деян. 9:1-20).

Воскресение Иисуса Христа в теле показывает, что Богу не безразлично Его материальное творение (Рим. 8:19-23; Фил. 3:20-21).

Воскресение Иисуса Христа вместе со схождением Святого Духа есть Божий акт нового творения (Деян. 2).

Между старым и новым творением нет полного разрыва, а есть преемственность, о чем свидетельствует преемственность между телом Христа после воскресения и Его телом до воскресения (Лук. 24:37-43).

Смерть Иисуса Христа примиряет человека с Богом индивидуально, а воскресение Иисуса Христа выводит спасение за рамки личности и охватывает все творение (1 Кор. 3:21-23; 2 Кор. 5:17).

Однобокий упор на смерть Христа и невнимание к Его воскресению  приводят к индивидуализму и отстраненности как от материального мира, так и от сообщества людей за пределами церкви.

Воскресение же Христа ясно показывает, что Бог спасает не только души отдельных людей, но и материальное творение; другими словами, Бог спасает верующих не от этого мира, а в этом мире и вместе с этим миром (Еф. 1:10; Кол. 1:20).

В свете вышесказанного мы признаем, что

индивидуализм и гражданская отстраненность привели протестантов, живущих на постсоветском пространстве, к сосредоточенности исключительно на жизни церкви, к пренебрежению построением гражданского общества и, как результат, к нежеланию и неспособности понять окружающую политическую реальность.

Следовательно, мы полагаем, что

поддержка межгосударственной агрессии церковью является непосредственным следствием неразвитого богословия воскресения Иисуса Христа.

II

Мы веруем, что

воскресение Иисуса Христа – это откровение Иисуса Христа как Бога (Рим. 1:3-4; Ин. 20:28).

В свете воскресения Иисуса Христа становится понятной вся история Иисуса Христа, от Его рождения до Его смерти (Лук. 24:44-46).

Кроме того, в свете воскресения Иисуса Христа нам становится известным окончательный оправдательный приговор, который Бог вынесет верующим в Христа людям на последнем суде (Рим. 1:17; 4:24-25).

Свет воскресения Иисуса Христа лишает нас права жить во тьме и отказываться от света истины (Деян. 17:30-31).

Если, как показывает воскресение, есть истина о Боге и нашем спасении, значит, тем более, есть истина о нашей земной жизни.

В свете вышесказанного мы признаем, что

не в достаточной мере ищем правды (Мтф. 5:5), что слишком легко соглашаемся с тем, что существуют только ложь и обман, что правду узнать невозможно.

Мы также убеждены, что

в текущем межгосударственном конфликте можно и нужно прилагать усилия, чтобы понять, кто агрессор, а кто защитник.

III

Мы веруем, что

смерть Иисуса Христа примиряет человека с Богом. Иисус Христос, занимающий место человека, враждующего с Богом, несет всю меру Божьего гнева за эту человеческую вражду (Мтф. 20:28; 2 Кор. 5:14-21; Рим. 3:24).

Познание Бога во Христе (Ин. 17:3), примирение с Богом смертью Христа (2 Кор. 5:18) и участие в новом творении, начатом воскресением Христа (2 Кор. 5:17), вместе со всем миром, соединенным во Христе (Еф. 1:10), посредством чего прославляется Бог (Еф. 1:12), есть окончательная цель человека.

Мы признаем, что

любое благо этой жизни, например, свобода и мир, не являются окончательной целью человека.

Мы также убеждены, что

такие блага, как свобода и мир, есть промежуточные цели всех людей, к которым мы, ожидающие нового творения и преображения этого мира, должны стремиться (1 Кор. 7:21; 1 Тим. 2:1-2).

IV

Мы веруем, что

рождение Иисуса Христа есть акт боговоплощения (Ин. 1:14). Бог открывается нам в материальном мире (Ин. 1:14, 18; 14:6-9), а не в бесплотном мире платоновских идей.

Этот мир, а не потусторонний, есть театр Божьего откровения и славы.

Пренебрежение этим миром есть пренебрежение не только творением Бога, но и местом, которое Бог избрал, чтобы явить себя в истории Иисуса Христа.

Однобокая устремленность к жизни за пределами этой жизни, ведущая к отрицанию ценности жизни здесь и сейчас, есть бегство от единственного, уникального и окончательного откровения Бога в жизни, смерти и воскресении Иисуса Христа (Евр. 1:1-3).

Это бегство уводит церковь от истинного познания Бога в Иисусе Христе (Кол. 1:15; 2:9).

Мы признаем, что

вынесение апогея Божьего откровения за пределы этого мира, ожидание большего откровения в потустороннем мире и пренебрежение откровением Бога в истории Иисуса Христа привело к недооценке жизни здесь и сейчас, а также к тому, что мы склонны отдавать этот мир на откуп сатане.

Мы признаем, что

наше традиционное представление о судьбе мира («мир все равно сгорит, поэтому нам не важно, что происходит за церковной оградой») оказалось ложным богословием, вытекающим главным образом из ложного представления о том, где Бог наиболее полно являет себя.

Мы веруем, что

Бог явил себя в этом мире, значит, этот мир — арена нашего послушания Богу и исполнения Его воли (2 Кор. 5:10).

V

Мы веруем, что

воскресение Иисуса Христа открывает нам, что сила Бога — в Его слабости.

Воскресение Иисуса Христа открывает нам, что Сын Божий одержал победу над грехом, дьяволом и смертью, когда был предан, несправедливо осужден и казнен.

Люди, обладавшие превосходящей физической силой, распяли Господа славы (1 Кор. 2:7-8) — и силы зла потерпели поражение (Кол. 2:14-15; Еф. 4:8).

Но Святой Дух воскресил Христа из мертвых (Рим. 8:11) на третий день, а Отец превознес имя Господа Иисуса Христа над всеми именами (Фил. 2:9-11).

Мы убеждены, что

победу одержит не грубая физическая и военная сила, сметающая все на своем пути, а сила, восстанавливающая справедливость и сохраняющая людям жизнь.

VI

Таким образом,

мы полагаем, что

неразвитость нашего постсоветского протестантского богословия привела евангельских верующих к неверной оценке текущего межгосударственного конфликта.

Под неразвитостью богословия подразумевается недостаточное осмысление искупительных деяний Бога в воскресении, смерти и рождении Иисуса Христа;

мы убеждены, что

искаженное богословие искажает картину мира, ведет и фактически привело к неприемлемым гражданским и этическим решениям;

мы веруем, что

только Евангелие, понятое и осмысленное как весть об истории Иисуса Христа (1 Кор. 15:1-4), а не как рассказ о переживаниях души человека, служит прочным фундаментом для построения здравого христианского мировоззрения, а также для понимания роли церкви в обществе.

Что такое церковь?

(вступительные тезисы для богословского круглого стола в Летней школе реформатского богословия, июнь 2014)

Моя цель представить церковь не столько в контексте проблемы разделения на католиков, православных и протестантов, сколько в контексте места церкви в постхристианской культуре.

Мой тезис: самый лучший образ церкви – народ Божий.

(Бавинк определяет суть церкви именно посредством идеи народа Божьего.)

Во-первых, другие образы не достаточно масштабны

Напр., «собрание верующих» - лишь атомарная группа; «невеста Христа» - упор на чистоту, т.е. соблюдение церковных правил святости; «храм» - нечто стационарное, сосредоточенное на культе, на богослужении.

Во-вторых, образ «народа» продолжает историю ВЗ

Греческое экклесия – перевод еврейского кагал, а кагал - это еврейский народ, призванный Яхве и стоящий перед лицом Яхве. Втор. 10:4 (4:10; 9:10; 18:16).

Т.е. даже на лексическом уровне экклесия – это народ.

Как следствие, при помощи образа «народа» можно не только показать преемственность церкви по отношению к Израилю, но и указать на различие между Израилем и церковью. Другими словами,

- можно четко сформулировать в чем, заключается трансформация заветного сообщества при переходе от Ветхого Завета к Новому,

- можно четко ответить на вопрос, в каком смысле церковь стала существовать только в Новом Завете.

Мононациональный народ, который составлялся по принципу этнической принадлежности, трансформировался в наднациональный народ, которые составляется по принципу признания власти Христа и соединения с Ним посредством веры и Духа.

Этот образ вписывается в Ев. от Матфея: царь Иисус, его царство и его народ.

В-третьих, образ «народа» позволяет использовать понятие призыва Божьего

Еврейский народ возник в результате призыва Яхве, Исх. 19:4-6. Церковь – не столько собрание верующих, сколько собрание призванных. 1 Кор. 1:2. (ср. 1 Пет. 2:9)

Т.е. акцент переносится с человеческой веры, на действие Бога.

Конечно, церковь состоит из верующих людей, но создана она не людьми, а Богом. Призыв Бога первичен, вера вторична.

Я не отрицаю важность веры, а хочу перенести акцент с веры на призыв. Конечно, призыв без отклика-веры не имеет смысла, но я хочу подчеркнуть, что церковь – дело рук Бога, а не человека.

В-четвертых, образ «народа» решает проблему протестантского индивидуализма

Если церковь – это не просто собрание верующих, а народ Бога, то любой верующий принадлежит к церкви, хочет он того или нет. Как любой еврей – часть еврейского народа, даже если он живет в Японии.

Бавинк: «В случае церкви, целое существует прежде частей».

В-пятых, образ «народа» выводит церковь за рамки сектантства

Это то, ради чего я делаю упор на образе народа.

Церковь – не община адептов каких-то эзотерических идей. Церковь – органическая часть любого человеческого сообщества, как и любой этнос – часть мультикультурного сообщества, в котором он живет. Вопрос об участии церкви в жизни общества снимается автоматически.

             В связи с этим важно подчеркнуть, что церковь – это эсхатологический народ Божий. Под эсхатологическим я понимаю не столько конец, сколько цель.

Дело не в том, что церковь возникла на последнем этапе человеческой истории. Временной период сам по себе не важен. Дело в том, что церковь родилась в результате эсхатологического искупительного деяния Бога – смерти и воскресения Иисуса.

А значит, церковь – результат нового творческого акта Бога и поэтому представляет порядок, упорядоченность нового творения.

Во Христе Бог начал восстанавливать этот мир и людей в нем, и как результат такого восстановительного действия Бога возникла церковь. Церковь – порядок нового творения посреди хаоса старого творения.

              Поэтому церковь контркультурна в том смысле, что она против бесчеловечной культуры, но она за человеческую культуру. Культура в целом восстанавливается посредством восстановления образа Божьего в отдельных людях, составляющих эсхатологический народ Божий.

               Том Райт: «Миссия церкви – это миссия Бога. А миссия Бога – восстановление всего творения и соединение всего под главою Христом», Еф. 1:11. 

Ответ Кальвина кардиналу Садолето. Моя реакция

Историческая ситуация такова.

1539 год.

В Женеве уже пару лет идет Реформация. Горожане не ожидали, что реформы настолько затронут их жизнь, поэтому отправили главного реформатора Женевы в «отпуск», который Кальвин решил провести в Страсбурге.

Пока Кальвин был в ссылке, приверженцы папы римского решили воспользоваться ситуацией и вернуть город себе. Кардинал Садолето пишет письмо жителям Женевы, убеждая их отказаться от Реформации и опять принять власть папы.

Правители города в панике, потому что не знают, что ответить. А город хочет знать, как правильно реагировать на это письмо. Способных написать достойный ответ нет.

Вдруг:

- Семен Семеныч! Решение под самым носом: давайте Кальвина попросим написать ответ!

- Которого Кальвина?

- Ну того, которого мы в «отпуск» 2 года назад отправили.

- Придется долго уговаривать.

- Ну а куда мы денемся с подводной лодки? Начинайте уговаривать.

В итоге Кальвин пишет ответ кардиналу Садолето. И возвращается в Женеву, конечно.

Садолето, хотя и солидный ученый-филолог, использует довольно простенькую аргументацию, которую можно свести к трем пунктам.

1. Кальвин и Фарель затеяли Реформацию ради денег и власти.

2. Реформаторы раскалывают церковь и лишили ее мира.

3. Их учение об оправдании верой ведет к аморальной жизни.

Кальвин без труда на все это отвечает.

Деньги и власть

Во-первых, какие деньги и какая власть? До того, как они затеяли Реформацию, Кальвин и Фарель комфортно чувствовали себя в академической среде и легко могли бы построить карьеру, приносившую им неплохой доход. Вместо этого они ввязались в реформирование Женевы, отказавшись от спокойной жизни ученых. 

И первые же реформы, которые они провели заключались в том, чтобы лишить церковь власти и служителей церкви сверхдохода. Другими словами, они отделили светскую власть от церковной власти и сильно ограничили возможности последней, передав их городу. 

Они назначили весьма скромную зарплату пасторам и учителям церкви (т.е. себе), а остальные церковные доходы были направлены на помощь бедным, беженцам и другие общественные проекты. А Кальвин умудрялся свою и без того маленькую зарплату раздавать нуждающимся, так что магистрат иногда выдавал ему вознаграждение в натуральной форме: едой и вином.

Кроме того, церковные финансы были поставлены не только под широкий церковный контроль, но и под контроль светской власти.

Первое обвинение Садолето оказывается ложью и клеветой.

Мораль. Давайте перестанем называть Кальвина «диктатором Женевы». Он ввел демократическое правление в Женеве, избавив город от подлинной тирании папской церкви. А требование соблюдать единые для всех законы – это не диктатура, а основа демократического общества.

Раскол и  нарушение мира

Во-вторых, «реформаторы раскалывают церковь и лишили ее мира». Это обвинение, конечно, связано с пониманием того, что такое церковь. Садолето, очевидно, подразумевает под церковью вполне определенную организацию и людей, которые управляют этой организацией. Во главе – понтифик, на следующих уровнях епископы и разного рода прелаты. Они и есть церковь. При чем они есть церковь в силу занимания своих священнических должностей. Кто не встроен в вертикаль власти обязан молча подчиняться этой структуре.

На что Кальвин ожидаемо отвечает: эта организация не есть церковь. Церковь – это верующие люди объединенные учением и Духом Христа. Если присмотреться к организации, возглавляемой понтификом, то она совершенно не похожа не только на новозаветную церковь, но и на церковь первых веков, церковь Иоанна Златоуста и Августина, Киприана и Василия Великого. И Кальвин перечисляет добрый десяток явлений, которые отличают римскую организацию от древней церкви:

-      - проповедовать священники вообще не имеют, рассказывают басни, которые не каждая пенсионерка придумает; хорошо хоть в последнее время начали учить у реформаторов и подражать их проповедям;

-      - ввели исповедь, но для этого нет основания в Писании;

-      - молитвы святым – это чистое идолопоклонство; и нечего ссылаться на раннюю церковь: там умерших просто вспоминали из любви к ним и все;

-       - чистилище;

-       - месса – отмена жертвы Христа;

-       - епископы – грабители и разрушители церкви;

-       - причастие под одним видом;

-       - поклонение образам;

-       - дополнительные таинства;

-       - индульгенции.

Вывод понятный: разве мы, кто противостоит порокам, объявляем войну церкви? Разве мы не помогаем церкви в ее крайней нужде?

И отдельно стоит отметить как Кальвин отвечает на обвинение в том, что реформаторы разрушили мир в церкви.

Разве был мир до того, как пришла Реформация? Ничего подобного. С одной стороны, обычные люди молчали, потому что они были приучены бездействовать, привыкли к духовной апатии и лени. Такое молчание никак нельзя назвать миром. Как говорит Кальвин: "Было тихо, потому что Христос молчал". А с другой стороны, профессиональные богословы постоянно и безобразно конфликтовали друг с другом. Где вы видели в мир?

Мораль. Вот давайте не будет сокрушаться по поводу активной позиции некоторых христиан. Давайте прекратим бездумно призывать к миру и любви, не пытаясь понять, кто прав и кто виноват, есть ли основания поднимать шум по какому-то богословскому вопросу или нет. Замалчивание и замазывание серьезных проблем не имеет смысла. Но при этом нельзя переходить на личности. И Кальвин нам в этом тоже пример: не раз в своем письме он говорит, что с легкостью мог бы вывалять Садолето в дегте, даже ничего не выдумывая, а просто приводя факты – но отказывается это делать и говорит только о богословской стороне дела.

Учение об оправдании аморально

В-третьих, «учение об оправдании верой ведет к аморальной жизни». На это Кальвин отвечает двояко. С одной стороны: «Кто бы говорил!» Если нужен пример аморальной жизни, то проще всего его найти среди функционеров той организации, которая учит спасению делами, т.е. среди римского священства. «Между пиратами и разбойниками больше справедливости и порядка, больше уважения к закону, нежели во всей вашей партии».

С другой стороны, оправдание подразумевает дар Святого Духа и постепенное восстановление образа Божьего в верующем. Для оголтелой аморальности места нет. Поэтому хватит обвинять учение об оправдании в том, в чем оно не виновато.

Обойдемся здесь без морали. Вместо этого в заключение еще раз ответ Кальвина на тот довод, что преимущество римской организации в том, что она долго существует:

«Ибо на волоске висит безопасность того человека, оправдание которого сводится лишь к тому, что он постоянно оставался верным религии, которая была передана ему праотцами. Ведь в таком случае и иудеи, и мусульмане, и сарацины, смогли бы избежать Божьего суда».

P.S. Ну а вообще, читайте сами. Там еще много чего интересного. Кстати, перевод на русский язык просто отличный. (текст письма здесь http://goo.gl/exCE24)